- С моим однокурсником Володей Мартышкиным (уже покойного) мы решили перехватить Евтушенко в гостинице «Венец». Ждем внизу, в холле. Смотрим – он выходит из лифта, двухметровый парень, с коньками. Возле первой школы был каток, он пошел туда один.
Я говорю Володе: «Ладно, поймаем его завтра, на концерте».
В пединституте было полно народа, люди стояли в проходах, Евтушенко снял пиджак, попросил разрешения закурить. «Ну, что вам почитать?» Я кричу: «Таланты русские, откуда вы беретесь?». Он говорит: «Нет, это потом…»
Начал читать отрывок из «Казанского университета»: «В Симбирске ярмарка, почище Гамбурга, держи карман…» Читал много, хорошо, все были в эйфории.
Уходили они с Сережей Петровым. Я Петрова называю не «краевед», а «короед». Короед на дереве симбирской литературы. (Он на меня не обижается). Пошли они в сторону гостиницы «Венец». Я думаю: что делать? С этим мужиком мне надо встретиться, больше, наверное, не увижу никогда. Пошли они, как я подумал, в кабак.
Я зашел к знакомой, стрельнул 10 рублей, иду в сторону «Венца». Встретил Саню Еремина, снял с него жабо из кружев, нацепил на себя и со своей крестьянской рожей – вперед.
Нахожу их в ресторане, в верхнем зале. Сидят втроем: Евтушенко, Петров и какая-то мадемуазель. Сел я за соседний столик, народу почти никого, два или три часа дня. Я набрался смелости, подхожу: «Евгений Александрович, извините, с вами можно посидеть?» Он говорит: «Пожалуйста». А Сережа: «Это Анатолий Чесноков, наш поэт».
Заказали пельмени и шампанское. Официанты бегают на полусогнутых, просят подписать книжки. Подходит какой-то парнишка, симпатичный, в черном свитере, садится без всякого разрешения. Евтушенко спрашивает меня: «Вы не знаете этого парня? Это Лева, хороший парень». (Это был Лещенко).
Я попросил: «Расскажите, Евгений Александрович, как вы по заграницам ездите». Он рассказал, как впервые пересек границу и уехал в Болгарию с помощью поэта Степана Щипачева.
Потом он говорит: «Ну-ка, прочтите что-нибудь свое». Я начинал тогда свой «Забытый романс», поэму о декабристах. И была там такая строка: «Над судьбою России затяжные снега». Евтушенко говорит: «Молодец, вот именно затяжные снега, а не затяжные дожди. Одно точно найденное слово заменит десяток метафор. Можно я использую эту строчку?». Я говорю: «Нет, Евгений Александрович, это я написал. А вы, что-нибудь по-другому напишите…»
Прощались хорошо. Он сказал: «Будешь в Москве, заезжай. Найдешь там меня». Конечно, больше мы не увиделись.
Записано 17.11.2007 г.
«Хорошо, очень хорошо мы начинали жить». Глава 7 (продолжение)
События, 18.6.1937